|
|
| постоянный участник
| |
|
|
Отправлено: 29.06.06 01:04. Заголовок: Узкоколейка
Ольга Смирнова
УЗКОКОЛЕЙКА
Просыпаться утром было не особо напряжно, хотя мы часто не спали всю ночь. Начинали работать на железке часов в семь, а до нужного участка еще добраться надо было на мотовозе, а до этого - разобраться с завтраком и подготовить обед с собой. Поваром у нас официально считался Димка, но мы помогали ему. Нас всего трое было девчонок на бригаду – Анька, правильная такая девочка, и мы с Катькой. Так что когда мы все-таки решали покемарить несколько часов, будил нас Юрка, наш бригадир. У него одного будильник был. Иногда он будил сперва Аньку, как самую ответственную, а она уже нас. Иногда просто стучал к нам в дверь тихонько; нам, девчонкам, выделили отдельную комнату в общем деревянном бараке, где жила наша бригада, ремонтирующая узкоколейку в местном леспромхозе. Ну, а если мы не подавали долго признаков жизни, Юрка сам заходил. Меня и Катьку он тряс тихонько за плечо. “Эй, - говорил он, - эй”.
Он нам всем нравился, Юрка, добрая душа. Он всегда шел помогать, вместо того, чтобы покемарить еще час хотя бы. И потом, вечером, даже после пьянки, он всегда оставался - помочь прибраться, посуду помыть. Ну, ребята, - призывал он остальных парней, - давайте поможем девчонкам.
Мы шли впятером, Димка открывал кухню – другой деревянный домик, готовили быстро завтрак в наших котлах – кашу обычно, чай кипятили, и одновременно – обед – разливали по термосам. Потом Юрка будил остальных – безо всяких церемоний уже, жестоко врубал свой любимый металл на полную катушку. Эксодус – тут не поспишь особо.
По утрам все тонуло в тумане – наши постройки, барак наших друзей – гуцулов (таких же сезонных рабочих, только из Молдавии), гудящие от ветра высокие сосны вокруг нашего заселенного пятачка. Жили мы практически в лесу. Он тянулся по обеим сторонам узкоколейки далеко-далеко, светлый, сухой, сосновый лес, заросший вереском и папоротником; по нему свободно гулял ветер, а днем солнце пронизывало его длинными лучами, нагревая мягкий шуршащий мох на полянах. Дорога как раз и строилась, чтобы возить лес; и мы даже радовались временами, когда понимали, что ей, дороге этой, уже никогда ничего не поможет.
Ветер разгонял туман, деревья, кажется, зажигались светом восходящего солнца; я помню это чувство, будто весь мир рождался заново каждое утро, вырываясь из пелены тумана; мы уже стояли на переезде, ожидая мотовоза, который доставит нас на работу. Мы укрепляли просевшие шпалы, забивая песок под них, или заколачивая новые костыли вместо проржавевших. Иногда меняли полностью дорожное покрытие, клали новые свежие шпалы на место сгнивших – на самом деле мы здорово выматывались; парни особенно. Было нам, в сущности, плевать на дорогу эту. Да и денег, как скоро стало ясно, мы все равно тут грести лопатой не будем, нам даже на жратву не хватало. Просто в этом необжитом, но уже загаженном обрезками ржавых рельс мире мы, многие впервые в жизни, были друг для друга друзьями, товарищами и братьями. Ни у кого из нас тогда вообще ничего не было. Но каким-то образом этот мир принадлежал нам, или должен был принадлежать.
Конечно, не все так думали. Например, один парень, Костя, который свои запасы не отдавал в общий котел, а копил у себя под кроватью. Это было еще ничего, пока у нас совсем жратва не кончилась и деньги. А потом, стало немного доставать, когда на завтрак, обед и ужин мы варили одни макароны, и Костины соседи просыпались ночью от того, что он жрал шпроты из банки или тушенку. Как-то ночью мы с несколькими ребятами его раскулачили. Раз он не понимал, когда его по-хорошему просили, и чуть ли не в милицию хотел бежать. Но видимо сыграл роль фактор внезапности и прерванного сна. Он здорово перепугался, сам отдал консервы и кучу банок сгухи, и сигареты – целый склад под кроватью, нам всем на несколько дней хватило. Никто его пальцем не тронул. И, даже Анька, примерная девочка, считала, что мы правильно сделали.
А он обиделся, уехал на следующий день. Хорошо хоть в милицию не побежал, хотя где там милицию найдешь. “Я, -говорит,- не обязан расплачиваться за неумелое руководство, неорганизованность и непрофессионализм бригадира, не сумевшего добиться правильного закрытия нарядов от заказчиков” и т.д. и т.п.
А Юрка действительно не шибко рубил в этой их бухгалтерии, хотя работал лучше всех. Собственно мастерам из леспромхоза было по барабану, что мы починили или же не починили. Мы могли вообще разобрать дорогу и бросить, как мы и сделали один раз, когда нам работу за несколько дней вообще не засчитали. А им было по фиг. Как-то Юрка у них домкрат стырил – вспрыгнул на мотовоз на ходу и стянул – они даже не заметили. Они приезжали раз в неделю к нам, и, кажется, с единственной целью – не платить.
Вот Мишка с ними мог договориться, с местным начальством, может потому, что он их вообще за людей не считал. Он и выбивал нам всеми правдами и неправдами деньги. Он был прикольный парень, его в армию из института забрали с экономического факультета. Он и сюда кучу своих друганов позвал армейских и из института. А с Юркой они в одном классе учились в школе, и он втихаря, когда его за журналом школьным посылали, исправлял там Юрке отметки, ну и другим хорошим людям тоже. Юрку драли как сидорову козу дома за двойки эти его придурочные родители.
Мишка брал с собой воду в фляге и руки мыл перед обедом. Сидел на лавочке вечером, пока еще светло было, книжку читал. Никто не прикалывался над ним, а наоборот, он сам над всеми прикалывался. Даже музыку эту их совершенно не уважал. “Говно,- говорил,- ваша музыка”.
В выходной мы ездили все вместе в ближайший райцентр – Подпорожье, для культурного досуга. Закупали продукты, когда появлялись деньги, ходили в кафе – местную разливуху, и в баню.
Вечером по воскресеньям мы ходили на дискотеку в нашем леспромхозе. Драк почти не было, только один раз Мишку здорово отметелили местные, когда он пошел в одиночку после дискотеки их девчонку до дому провожать. “Страшно жить на этом свете, в нем отсутствует уют,- сказал Мишка грустно, когда мы с Катькой бинтовали его раны, - волки воют на рассвете, лисы зайчика жуют…”
“Зря ты думаешь, что все местные – такие тупые уроды, алкаши и жлобы, - говорила я ему, - вот парень например, который нас на мотовозе иногда подвозил, Леха, - нормальный человек, с ним и побазарить интересно, он нас с Катькой обычно в кабину к себе сажал”. “Да нет уж, - возражал Мишка, - пусть уж убийца будет убийца, а не астроном”.
А с гуцулами, наоборот, дружил. Мы все с ними дружили.
Иногда, далеко был наш участок и работы на несколько дней. Тогда несколько человек оставались прямо там с ночевкой в специальном отцепленном вагоне. Это называлось – будка. Там и кровать была, и стол, даже печка. В одной такой будке жил беглый солдат. Совсем дикий, страшно зашуганный, он все время молчал и вздрагивал от каждого шороха. Сидел себе в уголке тихонько, не поднимая головы, и плел постоянно корзины, чтобы потом выменять у местных на жратву. Был ли он сам отсюда или забрел случайно – никто не знал. Но местные его не любили. Жратву ему, в основном, привозили мы и гуцулы. Специально ездили туда. “Эй, братишка, - звал Мишка тихонько, входя в будку, - на, покури”. И солдат поднимал голову, и отвечал что-то невнятно.
А потом его менты повязали. Меня там не было в тот день, а Юрка с Мишкой ничего рассказывать не стали. Просто, повязали, говорят, и все. Он не сопротивлялся и никто не сопротивлялся. У них же оружие. Мишка был совершенно уверен, что настучали местные, он был белый совершенно, как мел, и не цитировал ничего, а только матерился.
……..
К осени зарядили дожди, часть народу разъехалась по домам, и мы все переселились в одну комнату. Наш барак само собой не отапливался никак, и по ночам становилось все холоднее. Мы оставляли обогреватель включенным на ночь, хотя даже отчаянные гуцулы так не делали – верный, говорили, способ сгореть, учитывая еще проводку нашу. “Холодает по ночам, Оль, прямо заморозки, - сказал мне Юрка, - так что сдвигаем кровати, что ли”. Я хотела помочь, но он сам уже сдвинул. “Чисто так, - сказал он, - чисто по-дружески, ладно”.
И мы действительно здорово подружились. По вечерам мы курили на крыльце и базарили обо всем на свете. Слушали Гражданскую оборону и Бригадный подряд. И еще всяческий металл и трэш. Еще Серега на гитаре играл. Блатняк, но как-то у него не противно получалось. Игорь приводил местных девчонок, он единственный корефанился с местными, и мужики из леспромхоза его не метелили, считали за своего. Катька с Кириллом, друганом своим, миловались, у них было все романтично, как в кино. А Димка курил с презрительно-покровительственным видом, они с Юркой считались самыми крутыми, металлистами и все такое. Он делал "коктейли", как он это называл – не просто Рояль разводил, а смешивал с ягодами, которые мы с Катькой набирали в лесу во время перерыва на работе. Юрка все время выстругивал деревянные скульптуры. У нас на кухне над общим столом прибили его шедевр: "fuck off!" – деревянный кулак с поднятым средним пальцем.
Мы смотрели в черное небо, усыпанное холодными мерцающими звездами. Мы никому не были нужны, кроме друг друга, и нам никто не был нужен, мы были как братья и ничего не боялись. Прикидывали, как будем жить, как наделаем детей, и как они поедут путешествовать на мотовозе по нашей узкоколейке, которую мы, наконец, починим и проложим дальше, далеко-далеко.
……………….
О большинстве ребят я теперь ничего не знаю.
Катька с Кириллом поженились, у них родился сын. Кирилл выучился в институте на инженера, но зарабатывал мало, семью кормила Катька. Сначала она ездила челноком в Турцию, потом приобрела собственный ларек. Стали ездить в Турцию как туристка – на отдых. Потом бросила Кирилла. А пацан их как жил все это время у бабушки, так и живет.
Серега пошел на завод слесарем. Лет пять назад он погиб. Попал под троллейбус по пьяни.
Игорь остался в леспромхозе, женился на местной девчонке. Мы даже ездили к нему в гости. Он отсидел несколько лет за воровство, но на блатного совсем не похож. Просто усталый мужик. Леспромхоз развалился, работать негде. Огорода как такового тоже нет, так - картошка и несколько кур. Как они живут - непонятно. У него десятилетняя дочь.
Димка устроился грузчиком в книготорговую фирму. Одно время сильно пил, все время попадал в переделки. То его порежут в драке, то он кого-то, то менты отметелят дубинками до полусмерти и документы отберут, и деньги. Юрка ездил его выручать из ментовки, или помогал добраться до больницы. Но потом получше стало. Его повысили, он даже сделался каким-то начальником над грузчиками. Он часто звонит и, если Юрки нет, рассказывает мне о своих достижениях. Как-то он с восторгом говорил о своем шефе, хозяине фирмы, тот – бывший урила, откинувшись, сразу открыл свое дело – фирму. Строгий, но справедливый, гоняет пацанов, все шестерят перед ним. Димку это теперь восхищает. Он по-прежнему фанат металла и собирает записи. Ему, наверно, кажется, что это очень сурово и круто, вроде как для настоящих мужчин, жесть, как теперь говорят.
Мишка стал манагером. Он начинал как простой рекламный агент, втюхивал людям на улице какую-то хрень с шутками и прибаутками. И так пошло у него это дело, что он стал в результате чуть ли не самым главным в той фирме, которая этой хренью спекулировала. Купил шикарную машину и квартиру. Содержит девицу, которая считается по их меркам шикарной. В отличие от Димки, он не докладывает о своих карьерных успехах. Рассказывает только, как он трахает мелких девчонок, иногда даже бесплатно. Они, мол, и так счастливы, он же теперь важный господин.
Мы с Юркой действительно наделали детей, правда, не скоро, а только когда уже задолбались с этим бороться. Правда, двоих только, хотя они просят, давайте еще, пусть нас будет много. Но нам не прокормить больше и не выучить, и как Юрка теперь говорит: “сидите у меня на шее, да еще и ерзаете”. Дети наши – замечательные пацаны, умеют за себя постоять, как мы их воспитывали, и умные такие. Но по ночам им часто снятся кошмары, они кричат и плачут, особенно старший, и я не могу его успокоить.
А узкоколейка сгнила окончательно, мы специально ходили смотреть.
…….
Какое-то время назад я слышала от людей, считающих себя страшными революционерами и ужасно свободными личностями, что, мол, тупые придурки сами виноваты, что работают на долбанное государство и его приспешников, за гроши тем более, вообще живут в дерьме, не повышают свой культурный уровень, да еще и гнобят всех непохожих и передовых (этих вот революционеров, в частности).
Говорившие все это, были мне симпатичны, и мне их стало жаль. Я подумала тогда: может, и правда?
Но потом меня стало злить, что люди, ни хрена в жизни не видевшие, люди, которые ничего не делают, делать не умеют, да и не желают, берутся судить тех, кому и так хреново.
Наверно, мы, действительно виноваты. Только не перед этими дурачками и не в том.
И еще я думаю, может, не поздно еще.
|
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума