Откровения нациста (
окончание)
После пары лет бумажной работы на СС его отправили в Освенцим. По прибытии старшие офицеры опросили Гронинга о его работе до войны. «Мы должны были рассказать, чем мы занимались, кем работали, какое образование получили, – вспоминает он. – Я сказал, что работал в банке и хочу работать в администрации, и один офицер сказал: «Я могу такого использовать».
Когда Гронинг начал свою работу, считая деньги узников, ему сказали, что ценности, отобранные у евреев, не будут возвращены. Когда он спросил, почему, коллега ответил: «А ты разве не знаешь? Здесь так делается. Приходит еврейский транспорт, и, поскольку они не могут работать, от них избавляются». До тех пор Гронинг думал, что Освенцим функционирует как «нормальный» концлагерь.
«Это был шок, который в первый момент невозможно принять», – говорит он. Но когда он пробыл в Освенциме несколько месяцев, работа, по его словам, стала «рутиной». «Пропаганда убеждала нас в том, что их уничтожение – это нечто такое, что происходит на войне. И до такой степени сочувствие не простирается».
В обязанности Гронинга входила сортировка денег, которые отбирали у вновь прибывших, и их отправка в Берлин. У себя в кабинете он был изолирован от жестокостей. Единственным напоминанием о том, что прибывают граждане разных стран, были валюты, проходящие через его стол, и марки спиртного, отбираемого у узников.
«Если было много узо, – говорит он, – значит, из Греции, иначе мы бы не отличили, откуда они. Мы пили много водки. Мы пили не каждый день, но случалось. Мы ложились спать пьяными, и если кому-то лень было выключать свет, он стрелял по лампочке, и никто ничего не говорил».
В 1944 году прошение Гронинга о переводе на фронт удовлетворили, и он присоединился к части СС в Арденнах. Он был ранен в бою, прежде чем он и его товарищи сдались британцам в июне 1945 года. Им раздали анкеты, и Гронинг понял, что «причастность к Освенциму вызовет негативную реакцию», поэтому написал, что работал в экономическом и административном управлении СС в Берлине.
«Победитель всегда прав, и мы знали, что происходящее в Освенциме не всегда соответствует правам человека», – отмечет он, явно не сознавая, насколько вопиюще это звучит.
Вместе с товарищами по СС Гронинга посадили в бывший нацистский лагерь. «Это было не очень приятно, это было возмездие». Но жизнь стала лучше, когда в 1946 году его перевели в Англию, где он в качестве «подневольного рабочего» вел «очень удобную жизнь». Он вернулся в Германию в 1948 году.
Вскоре после возвращения он обедал у родителей жены, которые «говорили глупости об Освенциме», давая понять, что он «потенциальный или реальный убийца». «Я взорвался! – говорит Гронинг. – Я стукнул кулаком по столу и сказал: «Это слово и эта связь никогда больше не будут упоминаться в моем присутствии, иначе ноги моей здесь не будет!» Это соблюдалось».
Итак, семья Гронинга занялась своим послевоенным будущим, наслаждаясь плодами немецкого «экономического чуда». Гронинг рос на фабрике стекла и стал начальником по кадрам. Перед пенсией его назначили почетным судьей промышленного трибунала. Даже сейчас он считает, что опыт, приобретенный в СС и гитлеюгенде, помог его карьере. «Меня с 12 лет учили дисциплине», – говорит он.
Когда о его прошлом стало известно (а он никогда не пытался сменить имя или спрятаться), немецкие прокуроры не предъявили ему обвинений. Это была типичная история. Опыт Гронинга иллюстрирует, как можно было служить в СС, работать в Освенциме, быть свидетелем процесса уничтожения, вносить свой вклад в «окончательное решение» и все же не считаться «виновным» в Западной Германии. Из 6,5 тыс. эсэсовцев, работавших в Освенциме с 1940 по 1945 год и, как полагают, переживших войну, преследованиям подверглись только 750, главным образом – поляки.
Всю свою жизнь Гронинг считает, что поступал правильно. Только то, что было «правильным» тогда, оказалось «неправильным» сегодня. Лишь после встречи с отрицателем Холокоста в клубе филателистов он решил откровенно рассказать о своей работе в лагере смерти. Поскольку он уже вышел на пенсию, и власти Германии не стали бы его преследовать, он решил, что ничего не теряет.
«Я хочу, чтобы вы мне поверили, – говорит он. – Я видел газовые камеры. Я видел костры под открытым небом. Я стоял на насыпи во время сортировки. Я хочу, чтобы вы поверили, что это было, потому что я это видел своими глазами».
Лоренс Риз,
InoPressa.ru 11-01-2005